Thursday, November 13, 2014
Friday, May 9, 2014
Как безбожные советский фашистский режим и советский народ обошлись с героями Великой Войны
Highly illuminating to me was his description of the Russian method of attacking through minefields. The German minefields, covered by defensive fire, were tactical obstacles that caused us many casualties and delays. It was out laborious business to break through them, even though our technicians invented every conceivable kind of mechanical appliance to destroy mines safely. Marshal Zhukov gave me a matter-of-fact statement of his practice, which was roughly 'There are two kinds of mines; one is the personnel mine and the other is the vehicular mine. When we come to a minefield our infantry attacks exactly as if it were not there.(Cool 😲)
The losses we get from personnel mines we consider only equal to those we would have gotten from machine guns and artillery if the Germans had chosen to defend that particular area with strong bodies of troops instead of with minefields. The attacking infantry does not set off the vehicular mines, so after they have penetrated to the far side of the field they form a bridgehead, after which the engineers come up and dig out channels through which our vehicles can go.
General Eisenhower, Crusade in Europe, John Hopkins University, 1997
"Самовары" Сталина. Как советские города "чистили" от героев-инвалидов
Владимир Тихомиров
6 мая 2018 г.
Великая Победа досталась СССР ценой миллионов искалеченных судеб — причём искалеченных в самом прямом смысле слова. Если погибших героев восхваляли, то от фронтовиков, лишившихся рук и ног, власти старались избавиться всеми силами — чтобы калеки своим видом не портили триумфа. Лайф вспоминает, как сложилась судьба всех "ненужных" героев войны.
16 января 1945 года.
— Гриша, вижу "фокеры" слева! Внимание, их тут не меньше трёх эскадрилий!
— Командир, иду на перехват!
Младший лейтенант Григорий Волошин крепко выругался: ну, держитесь, фрицы!
Шёл уже третий день нашего наступления на Восточную Пруссию, и советская артиллерия методично перемалывала в пыль бетонированные доты Гумбинненского укрепрайона, где окопались недобитые фашисты из группы армий "Центр". Дальнобойные гаубицы работали день и ночь, а вот пилоты бомбардировщиков в бессильной ярости сидели на земле и ждали лётной погоды — снежная метель сменялась то непроглядным туманом, то новым бураном.
Наконец, вечером 15 января распогодилось, в штабе дали приказ на вылет, и сразу две воздушные армии обрушили на врага огненный ураган фугасных бомб.
Немцы пробовали огрызаться, и тогда в дело вступили "сталинские соколы" из 813-го истребительного авиаполка, прикрывавшие "бомберов" и уже не раз гонявшие хвалёных немецких асов.
Вот и сейчас, едва наши "пешки" — бомбардировщики Пе-2 — успели отработать по немецким позициям, как из-за облаков дыма выскочили три десятка "фокеров" — мощные истребители FW-190. Навстречу им тут же рванулась восьмёрка наших Ла-5: плевать, что силы неравны, главное — это связать силы немцев и дать уйти нашим "бомберам".
Закипел воздушный бой. В какой-то момент младший лейтенант Григорий Волошин, взмыв под самые облака, вдруг увидел, как в хвост командира эскадрильи майора Митрофанова зашли сразу два "фокера".
— Уходи, командир, я прикрою! — обрушился он сверху на немцев.
Нажал на гашетку, но ленты обеих пушек ШВАК давно уже были пусты. Чёрт!
— Командир, уходи! — прокричал он, бросая машину на таран.
Очевидцы видели, как оба самолёта столкнулись в воздухе и в огненном взрыве развалились на части. Тело Волошина так и не нашли, хотя его фамилию в тот же день внесли в список безвозвратных потерь, а за спасение командира его посмертно представили к награждению орденом Отечественной войны 1-й степени.
Но Григорий Волошин не погиб. Искалеченного, обожжённого и контуженного лётчика в тот же день нашли наши пехотинцы в каком-то болоте.
Врачи-хирурги совершили настоящее чудо, вернув пилота к жизни. Правда, разорванные в клочья ноги пришлось ампутировать, как и обе руки. Но самое главное — от страшной контузии Волошин потерял память, а все его документы сгорели.
Никто не знал, как зовут геройского лётчика, а сам он не помнил о себе абсолютно ничего — вернее, может быть, что-то и помнил, но сказать ничего не мог: после контузии Волошин мог только мычать что-то нечленораздельное. Но чаще всего он просто молчал, глядя невидящими глазами в одну точку.
Так началась новая эпопея скитаний лётчика Волошина — по госпиталям и домам инвалидов.
Неудобная проблема
Великая Победа 1945 года досталась Советскому Союзу ценой, пожалуй, самой страшной трагедии в истории. Война не только унесла около 27 миллионов человеческих жизней, но и оставила несчётное количество вдов, сирот и инвалидов. По данным Военно-медицинского музея в Санкт-Петербурге, в ходе Великой Отечественной войны ранения получили 46 миллионов 250 тысяч советских граждан. Из этого числа около 10 миллионов вернулись с фронта с различными формами инвалидности. Из этого числа — 775 тысяч с ранениями в область головы, 155 тысяч с одним глазом, 54 тысячи ослепших, 3 миллиона одноруких, 1,1 млн без обеих рук…
Советские органы стали следить за военными инвалидами ещё в ходе Великой Отечественной войны. В течение 1943–1944 годов НКГБ СССР направило местным органам госбезопасности несколько директив, требовавших "профилактировать" инвалидов войны, — чтобы вернувшиеся с фронта калеки не вели антисоветской пропаганды.
Причин же для недовольства советской властью было более чем достаточно. Инвалиды Отечественной войны первой и второй группы — т.е. люди, полностью утратившие трудоспособность — получали пенсию в размере 300 рублей в месяц (для рядового, сержантского и старшинского состава), что составляло примерно половину оклада неквалифицированного рабочего. В деревнях же вернувшиеся с фронта калеки не получали почти ничего — в те времена государство было уверено, что содержание инвалидов, вернувшихся с фронта без ног или без рук, является делом исключительно их родных и родственников. Был даже издан специальный закон, категорически запрещавший принимать в учреждения социального обеспечения инвалидов I и II группы, имевших родителей или родственников.
Вместо этого власти предлагали инвалидам самим зарабатывать на жизнь — дескать, в социалистическом обществе должны работать даже безрукие.
"Советские врачи ведут упорную борьбу за жизнь наших славных воинов, раненных на поле боя, за возвращение их к полноценной жизни, к труду, — писали советские газеты. — Для ускорения выздоровления раненые занимаются рукоделием, рисуют, ремонтируют часы, а также работают портными в артели "Швейный труд". Созданы специальные учебные заведения, в которых инвалиды войны приобретают трудовую квалификацию и получают новую профессию".
Но в действительности немногие бывшие лётчики и танкисты горели желанием переквалифицироваться в швей-надомников.Писатель-фронтовик Виктор Некрасов так описывал жизнь своего фронтового друга, оставшегося без обеих ног: "Биография-то у меня кончилась. Так, мура какая-то осталась. А ведь лётчиком был. Восемь машин на счету имел. И это за каких-нибудь десять месяцев, со Сталинграда начал. Был и комсомольцем, думал в партию вступать. А теперь что? Обрубок... Летать уже не буду, из комсомола выбыл. Мотаюсь по городам с какими-то чёртовыми тапочками. В Ростове инвалидная артель их делает — хорошие, на лосевой подошве. Я перевожу их в Харьков, в Одессу, сюда: с протезами всегда проедешь, никто не задержит. А трое ребят — жуки такие, дай бог — загоняют их. Вот так и живу: заработаю — пропью, опять заработаю — опять пропью. А ты говоришь — счастье. Нет его! Ноги-то не вырастут..."
Алкоголизм часто толкал военных инвалидов в ряды "нищей братии". Именно они, увешанные орденами безногие солдаты-победители, стали "лицом" послевоенного нищенства.
В 1948 году с нищими "орденоносцами" власти решили бороться. Был принят указ "О выселении в отдалённые районы лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведущих антиобщественный паразитический образ жизни". Расчёт Сталина был прост: поскольку большинство населения в СССР было сельским, то и большинство инвалидов-войны, побиравшихся на вокзалах Москвы, были вчерашними колхозниками, от которых отказались родственники, не желавшие тащить на себе обузу — безногого инвалида. И если на деревенскую родню не действовали советские призывы, то должен был подействовать страх оказаться в ссылке из-за нищенствующего родственника.
Процессы напоказ
Также для острастки инвалидов было проведено и несколько публичных уголовных процессов. Например, в посёлке Кожва Коми АССР чекисты выявили т.н. "Союз инвалидов войны", организованный несколькими бывшими офицерами Красной Армии. Возглавлял же "Союз инвалидов" некий майор, который провоцировал антисоветские разговоры и "клеветнические измышления" о плохом положении инвалидов в Советском Союзе.
Сложно сказать, существовал ли "Союз инвалидов войны" на самом деле: Кожва был своего рода "столицей" Печжелдорлага — Печёрского железнодорожного лагеря, заключённые которого строили магистраль на Воркуту. Как раз после войны в Кожву прибыло несколько этапов "окруженцев" — то есть солдат Красной Армии, которые в первые годы войны прорывались из котлов к своим, а уже после войны были причислены к "изменникам Родины". Среди "окруженцев" было немало и инвалидов. Возможно, что чекисты просто придумали "инвалидскую" организацию, желая показать, что от суровых приговоров по "антисоветским статьям" не спасут никакие прежние военные заслуги и увечья.
Также в стране прогремел и анекдотический процесс против профессионального мошенника Вениамина Вайсмана из Житомира.
В Музее МУРа на Петровке Вайсману посвящена целая экспозиция: "На протяжении 24 лет, занимаясь карманными кражами, пять раз был судим на разные сроки содержания в лагерях. В период с 1933-го по 1944-й Вайсман был 13 раз судим за побеги из мест заключения". Наконец, в 1944 году Вайсман был этапирован в Печёрские лагеря на строительство железной дороги. Он снова убежал, но на этот раз неудачно — после нескольких суток блужданий в лесах он отморозил ноги и руки. В конце концов его нашёл конвой. Солдаты доставили его центральный изолятор Печёрских лагерей, где фельдшер отрезал ему обе ноги и несколько пальцев на левой руке. После чего безногого жулика отпустили на волю — по июльской амнистии 1945 года.
С карьерой карманника было покончено, и Вайсман стал мошенником. Он купил офицерскую форму с капитанскими погонами, знакомые фальшивомонетчики сделали ему поддельные документы, орденские книжки и даже две медали "Золотая звезда Героя Советского Союза". И новоиспечённый "герой войны" начал обивать пороги начальственных кабинетов, требуя "справедливости": денег, одежды, еды, жилья.
Расчёт Вайсмана был точен: высокопоставленные чиновники ранга начальника управления, замминистра, министра имели "бронь" от призыва на фронт. И при виде инвалида войны, да ещё и дважды героя, у них возникало какое-то подсознательное чувство вины и раздражения от того, что они сами не могут поддержать все эти "окопные" воспоминания о "боевом братстве", и поэтому им всем хотелось побыстрее избавиться от посетителя. А как проще всего это сделать? Да просто задарить "героя", откупиться. В это трудно поверить, но Вайсман за два года успел обмануть около полусотни чиновников, причём среди обманутых были и сами наркомы. Согласно данным следствия, в результате своих походов Вайсман получил свыше 50 тысяч рублей наличными и товаров на сумму 100 тысяч рублей, а также ордер на квартиру в Киеве, направление на регулярные лечебные процедуры и ножные протезы новейшей конструкции.
В 1947 году обнаглевший Вайсман пошёл по второму кругу и был арестован. Суд дал ему девять лет лагерей — причём советские газеты, писавшие о процессе, открытым текстом предупреждали всех инвалидов войны от хождений по инстанциям — дескать, теперь каждый такой посетитель будет браться на особый учёт.
Только в хрущёвское время появились специальные машины для инвалидов с ручной системой управления — т.н. "инвалидки" (СМЗ-С1Л-О и СМЗ С-3А), которые стали бесплатно выделять через собесы.
Операция "Инвалид"
Воспитательные меры подействовали: в 1948 году нищие инвалиды действительно ненадолго исчезли с улиц советских городов. Но постепенно всё вернулось на круги своя. И в 1951 году Сталин постановил радикально решить проблему, поручив всех инвалидов войны, пойманных за попрошайничеством, "добровольно-принудительно" расселить по интернатам закрытого типа.
В июле 1951 года было принято сразу два указа Совмина СССР и Президиума Верховного Совета СССР — "О борьбе с нищенством и антиобщественными паразитическими элементами".
Согласно официальной статистике МВД СССР, во втором полугодии 1951 года в крупных промышленных городах за нищенство было задержано 107 766 человек. Из них инвалиды войны и труда составляли свыше 70%. Уже в следующем году министр МВД отрапортовал о задержании 156 817 человек, занимавшихся нищенством, в 1953 году за "паразитический образ жизни" было задержано 182 342 человека.Всех задержанных инвалидов войны было приказано расселить в специальных домах-интернатах, которые создавались при каждом областном центре. При этом, разумеется, дома инвалидов войны располагались в отдалённых, скрытых от глаз людских местах, чаще всего в заброшенных монастырях — Кирилло-Белозерском, Александро-Свирском, Горицком Воскресенском, в Нило-Сорской пустыни... Например, инвалидов из Москвы свозили в закрытый Климовский Покровский монастырь и в Ногинск — бывший Богородск, где палаты для безногих фронтовиков были установлены в бывшем лагере для немецких военнопленных "Оранки-74", бывшем Оранском мужском монастыре.
Условия содержания фронтовиков, впрочем, мало чем отличались от лагерных. Нарком МВД Сергей Круглов писал: "Борьба с нищенством затрудняется... тем, что многие нищенствующие отказываются от направления их в дома инвалидов, самовольно оставляют их и продолжают нищенствовать... Для предотвращения самовольных уходов из домов инвалидов и престарелых лиц, не желающих проживать там, и лишения их возможности заниматься попрошайничеством часть существующих домов инвалидов и престарелых преобразовать в дома закрытого типа с особым режимом..."
Самым же известным в СССР стал дом инвалидов войны и труда на острове Валаам, открытый в зданиях Спасо-Преображенского монастыря. Именно здесь было открыто целое отделение для "самоваров" — так несколько цинично в то время называли людей, потерявших обе руки и ноги.
Репродукция картины художника Геннадия Доброва "Неизвестный солдат" (1974) на выставке "Автографы войны" в Москве. Фото: © РИА Новости/Борис Бабанов
Валаамские отшельники
Вопреки всем слухам, Валаамский дом инвалидов всесоюзного статуса не имел и обслуживал пациентов из Карело-Финской ССР, Ленинградской области и соседних регионов. То есть на Валааме нашли своё пристанище бывшие герои Ленинградской блокады и жестоких боёв на Невском пятачке.
Например, рядовой 712-й стрелковой бригады Михаил Гусельников, который не провоевал и недели, прибыв на фронт из Омска. В январе 1943 года во время прорыва блокады Ленинграда он получил осколочное ранение в позвоночник и с тех пор стал почти полностью парализован. Отказался возвращаться домой.
Или морской пехотинец Балтийского флота Александр Амбаров, ветеран двух войн — Финской и Отечественной. Воевал в Карелии с финнами, был ранен, обморозил обе ноги, потом сражался на Невском пятачке. Четыре раза его окоп накрывало немецкими бомбами, после чего товарищи буквально откапывали его из-под земли. На пятый раз не повезло — в земле остались обе ноги и левый глаз, выбитый осколком.
В Доме инвалидов находился и его однополчанин — матрос Василий, фамилии которого никто не помнил, а все его звали Васей Петроградским. Писатель Эдуард Кочергин в "Рассказах питерских островов" описывает, что в интернате Вася Петроградский не потерялся, а, напротив, нашёл себя, создав хор "самоваров". Летом дважды в день сёстры-санитарки выносили на зелёно-бурых одеялах своих подопечных на "прогулку", раскладывая инвалидов на берегу. Самым верхним клали Васю Петроградского, затем запевалу, ниже — высокие голоса, ещё ниже — басы. И вечером, когда у пристани внизу пришвартовывались и отчаливали московские, череповецкие, питерские и другие трёхпалубные пароходы с пассажирами на борту, "самовары" под руководством Василия Петроградского давали концерт. (Жесть! - А.Д.) На Валааме жила и партизанка Серафима Николаевна Комиссарова. Она была радисткой в партизанском отряде, воевала в Белоруссии. Однажды каратели окружили партизанскую базу, все ушли через болота, а Серафима осталась с рацией — это была единственная возможность связи с Большой землёй. Всю ночь она стояла в ледяной болотной жиже, держа рацию на голове, пока мимо по кочкам шли гитлеровские каратели. К утру болото замёрзло, и вернувшимся партизанам пришлось буквально вырубать Серафиму из этого льда.
Доставили её в медсанбат, стали оттирать спиртом, приводить в себя. Кое-как Серафима пришла в себя, но ноги её перестали слушаться. Просто высохли, как две ниточки, и всё.
После войны она вышла замуж за однополчанина, уехала с ним жить в Карелию — в посёлок Сортавала. Власти ей даже купили инвалидную коляску, причём с ящиком для инструментов — после войны Серафима Комиссарова устроилась на работу в пункт ремонта, где ремонтировала радиоприёмники и бытовую технику. Казалось, она была образцовым советским инвалидом, но в 1950-е годы умер муж. И Серафима Комиссарова, оставшаяся без родственников, сама попросилась на Валаам.
К концу 50-х таких "добровольцев" на Валааме было уже большинство — вчерашним фронтовикам была нестерпима сама мысль, что они стали невыносимой обузой для жён или стариков-родителей, которым самим требовалась помощь. Многие инвалиды были брошены семьями — молодые женщины уходили от искалеченных супругов к здоровым любовникам, забирали детей. Отчаявшиеся солдаты писали заявления: "Прошу отправить меня в дом инвалидов". Уж лучше там быть, среди "своих" — таких же калек, чем постоянно ловить на себе ненавидящие взгляды близких. Иногда родственники спохватывались и писали на Валаам письма: жив ли там такой-то товарищ? У администрации была даже заготовлена традиционная форма ответа на подобные обращения: "Сообщаем, что здоровье такого-то по-старому, а вам он не пишет, потому что новостей нет и писать не о чем — всё по-старому, а вам передаёт привет".
Репродукция картины художника Геннадия Доброва "Отдых в пути" (1975) на выставке "Автографы войны" в Москве. Фото: © РИА Новости/Борис Бабанов
Возвращение лейтенанта Волошина
На Валааме оказался и лётчик Волошин — вернее в документах дома инвалидов он проходил как "неизвестный солдат".
Определили Волошина в самое закрытое отделение — для "психических", открытое в бывшем храме Никольского скита, где он более 15 лет пролежал на кровати среди таких же контуженных и потерянных людей.
В 1974 году на остров Валаам прибыл художник Геннадий Добров, решивший живописать быт дома инвалидов, о котором ходило столько слухов на материке. Он подрабатывал санитаром, а в свободное время рисовал портреты инвалидов войны — ветеранов, живущих на острове.
Однажды он посетил и Никольский скит, где его и поразил "неизвестный".
Геннадий Добров писал: "Захожу ещё в одну комнату, смотрю — лежит человек. Без рук, без ног. Но лежит на чистой кровати, укрытый чистым одеяльцем таким маленьким, простынью. И подушка у него, всё очень чисто. И он только на меня смотрит, смотрит... Вижу — это молодой, как бы... молодой солдат, ну как вот, бывают новобранцы, но потом смотрю — нет, это уж не такой и молодой, это он просто... Как бы у него лицо застыло в том состоянии, когда вот его контузило. И с тех пор оно не стареет, как бы такое... И смотрит на меня, ничего не может сказать. А мне потом сказали нянечки: "Да — его так привезли откуда-то. И он ничего не говорит, он контужен. И документов никаких при нём не было. И его история болезни чистая, ничего там не написано — кто он, откуда, кто его родители, где он служил, в каких войсках..." Ну, я сейчас же побежал обратно к себе. Взял доску свою, взял бумагу, карандаш и прибежал обратно. И сел напротив него и стал его рисовать. А он как лежал в одном положении, так и лежит. Как смотрел на меня первый раз, так и смотрит таким же взглядом ясным, таким чистым, таким проникновенным. И я его очень быстро и совершенно легко нарисовал. Потому что я его почувствовал, как будто бы это какой-то мой брат, как будто это какой-то мой родственник, как будто это человек настолько мне близкий, родной, что я просто так вот зажал зубами свои губы, чтобы они не кривились от боли и чтобы глаза ещё не застилали слёзы, я старался рисовать..."
Директор дома инвалидов Иван Королёв, узнав о том, что санитар тайком от начальства рисует портреты пациентов, пришёл в ярость и выгнал художника с острова.
Рисунки Доброва сначала отказались принимать на всех выставках в СССР, его грозились выгнать из Союза художников. Но в 1987 году Доброву за серию работ "Автографы войны" дали медаль "Борцу за мир".
И портреты фронтовиков тогда увидел весь мир — в том числе и Николай Григорьевич Волошин, сын лётчика Волошина, который с началом войны вместе с матерью был увезён в эвакуацию в Киргизию, где и остался жить после войны.
Увидев портрет "неизвестного солдата", он обмер: это был его погибший отец, тела которого никто так и не нашёл, да и не искал. Сравнили все сохранившиеся фотографии — его лицо, вне всяких сомнений!
Правда, к тому времени лейтенант Волошин уже умер — он скончался буквально через несколько дней после того, как Добров нарисовал его портрет. Словно дождался чего-то, чего ждал всеми силами.
В 1994 году Николай Григорьевич Волошин прибыл на Валаам и поставил памятник на безымянной могиле на самом краю Игуменского кладбища. Пробовал было поговорить с кем-то, но никто на острове уже не помнил ни "неизвестного солдата", ни тех нянечек, что выносили "самоваров" на прогулки, ни других фронтовиков, ни самого директора Королёва, полагавшего себя королём всего острова... К тому времени Валаам заселил совсем другой "контингент" — спившиеся алкоголики, пойманные милицией бомжи, вчерашние лагерные уголовники, потерявшие конечности на лесоповале.
Инвалиды-фронтовики же тихо ушли, не обременяя никого лишними хлопотами и ненужными переживаниями, как того и хотел товарищ Сталин.
Ещё по теме, по сути - материалы для трибунала над коммунистическим режимом СССР:
Ненужные фронтовики
www.istpravda.ru/research/10305/
Как Сталин расправился с "самоварами"
www.samlib.ru/a/aja_k/samovardoc.shtml
“Самовары” товарища Сталина
www.mk.ru/social/2011/09/01/619844-samovaryi-tovarischa-stalina.html
Сталинские "самовары"
www.shanson.org/articles/victor-terekhov-stalinskie-smovary
Дворец Инвалидов[1] (фр. Hôtel des Invalides) в Париже — архитектурный памятник, строительство которого было начато по приказу Людовика XIV от 24 февраля 1670 года как дом призрения заслуженных армейских ветеранов («инвалидов войны»).
История
В 1670 году король Франции Людовик XIV принял решение построить богадельню для увечных и состарившихся солдат[3]. Руководство работами в парижском пригороде Гренель (Grenelle) было поручено придворному архитектору Либералю Брюану, спроектировавшему пять дворов, из которых самый большой в центре — королевский. Работы велись с марта 1671 по февраль 1677 года, что довольно быстро, а первые пенсионеры заселились в октябре 1674 года. Изначально в Доме Инвалидов предполагалось разместить 6000 ветеранов, но после перепланировки их число уменьшилось до 4000.
В 1710 году Дом инвалидов содержал 1500 жильцов, а в конце XVIII века он превратился в город в миниатюре, жизнь в котором протекала в строгом подчинении своду церковных правил и военному регламенту, — его населяли около 4000 ветеранов, объединённых в роты под командованием офицеров и работавших в сапожной и гобеленной мастерских, а также в мастерской по раскрашиванию гравюр.
15 июля 1804 года в церкви Инвалидов на пышной официальной церемонии Наполеон I вручал офицерам самые первые ордена Почётного легиона. Церковь была возведена в ранг собора и стала местом службы армейского католического епископа (évêque catholique aux Armées).
Ещё о "самоварах":
Сынок, может быть ты попросил бы кого-нибудь, чтобы тебя кто-нибудь добил?
"Инвалидов, настоящих инвалидов, без рук, без ног, было огромное количество. Возьмем цифру не 1945 г., возьмем цифру попозже – в 1954 г., почти через 10 лет после войны, Круглов, министр внутренних дел докладывает Хрущеву: «Никита Сергеевич, очень много инвалидов-попрошаек ездит по поездам. Мы в 1951 г. задержали сто тысяч человек, в 1952 г. - 156 тысяч человек, в 1953 г. 182 тысячи человек». 70% из них – инвалиды войны, - безногие, безрукие, безглазые. 10% - профессиональные нищие, "впавшие во временную нужду" - 20%. Безумное количество людей. И вдруг, на глазах у ветеранов войны, - у всех ветеранов, - начинают просто как собак бешеных ловить по дворам, по закоулкам, по железнодорожным вокзалам людей без рук, без ног, увешанных орденами. Которые не виноваты в своем положении: дом разграблен, разрушен, семья уничтожена, семя пропала, он пропал без вести, - может быть, он не хочет возвращаться в дом, чтобы не быть обузой. И этих людей просто вылавливали. Есть очень интересные воспоминания – в Киеве один из генералов заступился за инвалидов, которых загружали в товарные вагоны. Их просто раскачивали и зашвыривали туда, и они залетали в эти товарные вагоны, звеня своими боевыми наградами – делали это молодые солдаты-призывники. В 1946 году очень осторожно попытались разместить несколько сотен ветеранов-инвалидов из Москвы на Валааме... В 1949 г., - может быть, в качестве подарка Сталину, - за них взялись основательно. От них вычищены были улицы. Но не тронули тех, у кого были родственники. Если позволите, личное впечатление: я вырос на Якиманке, на пересечении Бабьегородского и Якиманки была пивная – там был такой Культя. Пили в это время очень много - это был 1958 г. – но алкоголиков было мало. Культя был единственным алкоголиком на всю округу. У него не было ног, была одна рука по локоть, второй руки не было совсем, и он был слеп. Его мама привозила на колесиках, оставляла около пивной, и, конечно же, его все поили... И однажды я был сам свидетелем – это было очень сильное детское впечатление, мне было всего 5 лет, - подошла старушка, поит его пивом и говорит: "Сынок, может быть ты попросил бы кого-нибудь, чтобы тебя кто-нибудь добил?" Он говорит: "Мать, да я уже сколько просил? Никто на себя не берет такой грех". Эта картинка осталась в моих глазах, и она для меня лично является пояснением того, как относилась сталинская власть к настоящим героям войны, которые пожертвовали столь многим."
Сталинские "самовары"
22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война, которая принесла много горя, практически всем жителям нашей планеты и я не хочу приводить цифры погибших, их катастрофически много! Я сегодня хочу поговорить о тех, кто фактически выжил в этой страшной войне, но в тоже время "погиб" в танке, в самолете, в окопчике, где разорвался снаряд, на передовой... Я хочу поговорить об инвалидах войны, о тех кто потерял руки, ноги и о "Самоварах", людях которые не имели ни рук, ни ног, а порой и зрения, и слуха. Я родился в 1951 году в городе Омске, это было послевоенное время. И когда мне было лет 5-6, я хорошо помню, когда улицы города были заполнены несчастными, обездоленными инвалидами. Их было так много и я не думаю, что все эти ребята были местные, их просто свозили в этот миллионный город, чтобы не так бросались в глаза, как в маленьких городках. В 1953-54 годах стали "расчищать" от инвалидов такие города, как Москва, Ленинград, Киев и видимо многих "отправляли к родным" на периферию, чтобы ГЕРОИ не портили общий вид городов Героев... Да и сами инвалиды без ног, без рук ехали в большие города, где можно было "разжиться" куском хлеба и стаканом водки. Для нас, пацанов, было страшно видеть слепых, с обожженными и обезображенными лицами молодых парней. Безногие, на небольших деревянных платформах, с колёсиками из шарикоподшипников, передвигались, отталкиваясь от земли деревянными досточками от ящичной тары, или так называемыми "утюжками" с закреплёнными на них ручками, обмотанными брезентом. Слепые ребята колотили по асфальту палками впереди себя, судорожно нащупывая дорогу и стараясь избежать препятствия охрипшими, пьяными голосами кричали матом - "Разойдись б... грязь, герои едут!!!" И тут же подхватывали - "От Москвы до Бреста нет такого места!!!" А местом где они собирались были базары, Гастрономы, вокзалы, людные места, где можно попросить милостыню и выпить с такими же горемыками. Одеты они были в обрезанные, полинявшие шинели, старые, выгоревшие тельняшки, гимнастёрки, с "Иконостасом" боевых орденов и медалей, которые на самом деле были завоеваны кровью!!!!! Кстати, со временем орденов и медалей у них становилось всё меньше и меньше. Всякие деляги, которые отсиживались по тылам, когда эти ребята проливали кровь, выменивали у этих несчастных людей орден за бутылку водки, а медаль за пачку сигарет... Убогие люди с небритыми щеками, заросшие бороды на ещё молодых лицах, с печальными глазами безысходности. Эти молодые ребята добровольно шли на фронт защищать Страну от врага ценою своей жизни. Они участвовали в жестоких боях, шли в рукопашную, выпив двойную Наркомовскую дозу 200 грамм спирта! Обычная Наркомовская доза была 100 грамм. Но когда шли в штыковую атаку, когда фактически шли на смерть, то им наливали по 200 грамм! Мне когда-то на мою песню "Полустанок" возразил Вова Черняков (и недавно тоже самое кто-то написал в комменте) сказал - вроде многовато 200 грамм спирта, мол там, что, пьяные воевали....? Да, пьяные от крови, спирт их не брал!!!! И воевали так, что дай Бог каждому так защищать свою страну!!! Эти рассказы я слышал с детства из самых первых уст и усомниться в этом не могу даже на долю секунды. Как можно не верить человеку у которого штыком был выколот глаз, или другому, которому вспороли живот и он тащил кишки полтора километра, пока его не подобрала девочка-санитарка, это был папин фронтовой друг дядя Женя Назимов. Так вот, кишки промыли спиртом и зашили, он дошёл до Берлина и после войны, уже в Омске, работал на Студебеккере и учил меня ездить на нём. Я не выговаривал букву "Р" и он меня называл - "Шофелы", ну что, "Шофелы", поехали...! Это был весёлый, бесшабашный человек , жизнь его закончилась трагически. Многие, получившие в боях страшные увечья, стали не нужны Родине, за которую кровь проливали! А потом были брошены на произвол судьбы, со своим горем. Мизерная пенсия по инвалидности не могла даже обеспечить простого питания, не говоря об одежде, жилье и других минимальных, жизненных потребностях. Они никому не были нужны, даже своим жёнам, которые ждали с фронта здоровых мужей, чтобы налаживать мирную жизнь, любить, рожать детей. И только матери до последнего часа своего (или сына) мучались, страдали и любили их ещё больше, чем здоровых детей... Большинство судеб этих ребят были просто ужасными, они пьяненькие замерзали зимой, попадали под поезда, машины, "сгорали" от водки.... Многие из них просили милостыню, ходили группами с блатными по вагонам пассажирских поездов и электричек, исполняя песни военных лет, народные песни, разные переделки на известные мелодии, а так же блатные и уличные песни. Аккомпанировали на трофейных разбитых аккордеонах, гармошках, гитарах. Женщины плакали, видя молодых, изувеченных войной инвалидов и все, как правило, бросали в бескозырку или засаленную пилотку копейки, рубли, червонцы и даже сотни, стараясь хоть чем-то облегчить их горькую судьбу. Народ относился к таким "музыкантам" с сочувствием и пониманием. Но потом, люди стали сторониться таких "исполнителей". Дело в том, что как я уже писал, "обрубков" и "самоваров" сопровождали несколько блатных, так как самостоятельно они не могли передвигаться. Терминами "обрубок" и "самовар" инвалиды называли себя сами. Расшифровывалось это так - "обрубок" это человек у которого не было либо рук , либо ног, а "самовар" это человек с одним туловищем, у которого не было ни рук, ни ног, только "краник" снизу, хотя у некоторых и этого не было, а была синяя резиновая трубка и грелка, вот поэтому и называли таких несчастных "самоварами".... Так вот почему в последствии стали сторониться таких вагонных музыкантов, когда они, что называется "рвали души", люди слушали с большим вниманием, иногда выступали "настоящие артисты", с хохмами и прибаутками! А в это время жулики спокойно очищали карманы и сумочки у "зрителей". Я помню был такой инвалид Коля "Морячок", у него не было ног и даже таза, он был меньше чем полчеловека, но туловище у него было большое и мощное, это говорило о том, что до войны это был человек очень высокого роста. Блатные шестёрки возили его в цинковой ванночке с приделанными колесиками от детской коляски. У него были здоровые крепкие руки и мощный пропитый баритон, он пел и играл на трофейном аккордеоне. На нем всегда был чистенький старый бушлатик, тельняшка и бескозырка, на груди три "Красных звезды" и две "За Отвагу", все знали, что Колины награды, а не "бижутерия"!!!!!!!! Коля "Морячок" был виртуоз, а мы пацанята специально катались на электричках, чтобы слушать его песни. Он пел всё, что его просили, репертуар был просто нескончаемый, пел он весело и очень профессионально, так мне сейчас кажется... Он рассказывал анекдоты и после каждой песни были прибаутки, он устраивал настоящие концерты в вагонах!!!! Когда концерт заканчивался , блатные наливали ему пару стаканов водки и он засыпал в своей ванночке, это было его жизненное пространство, которое он "ЗАВОЕВАЛ" для себя... Мы жили на 24 линии, Коля "Морячок" жил в шалмане на 16 линии на берегу Омки. В пятидесятые годы Линии в Омске - это были самые бандитские улицы! Там было много бараков с ссыльными финнами, немцами, отсидевшими ворами и бандеровцами. Почти каждую неделю кого-то проигрывали в карты, кого-то резали, кто-то вешался, стрелялся, или бросался под поезд, воровали всё, что под руку попадало. Мы, пацаны, крутились среди этой "публики", наматывали на ус и нас было трудно чем удивить, для нас это была просто жизнь с чикой, ножичками, прачами, драками, лыжами, хоккеем и рыбалкой. Нам было весело и хорошо!!!! Но когда мы узнали, что Коля "Морячок" замёрз в своей ванночке на улице в мороз под сорок градусов, его просто пьяненького забыла братва затащить в дом, мы рыдали, для нас это была трагедия!!!! Почти всех тех моих друзей детства, кто рыдал вместе со мной, когда хоронили Колю "Морячка", тоже уже нет на этом свете, Царствие им небесное! Через железнодорожные станции шёл поток офицеров, которые получали в Военкоматах денежное содержание и разъезжались по гарнизонам. У выхода с вокзалов их ждали десятки искалеченных, несчастных инвалидов. Они тянули свои культяшки и кричали: - "Братишки вам повезло, братишки вам повезло!!! Нам не повезло... Помогите своим несчастным браткам Христа ради... Подкиньте на прожив!" И летели хрусты в замызганные пилотки и бескозырки. Офицеры прятали глаза, бросали в замызганную пилотку деньги и молча уходили. Только некоторые останавливались, узнавали бывшего сослуживца - товарища, стояли и плакали... Молодой лейтенантик мог узнать своего бывшего командира капитана, майора, полковника, в грязном обросшем человеке, который тянул к нему одну единственную руку, или вообще ни одной... Лейтенантик пытался с ним заговаривать, вспоминать прошлое, но инвалид, как правило делал вид , что тот ошибся и отползал в сторону... Инвалиды, собрав деньги, сразу затаривались водкой и самой дешёвой колбасой, того и другого было в изобилии в магазинчике на "8-м Кирпичном Заводе". Затем кондыбали до ближайшего укромного местечка. Это была страшная картина, человек пятнадцать - двадцать безруких, безногих, на костылях, на колясочках, те кто покрепче и с ногами несли на лямках за спиной "самоваров". А потом начиналось "застолье", "Самоварам" просто из бутылки вливали водку в рот и они скоро засыпали, даже не закусывая... Остальная компания начинала пить, что называется "С душой", они пили "За победу", за погибших товарищей , вспоминали всех по именам и фамилиям, вспоминали, кто где погиб. Наливали полные гранёные стаканы и пили залпом в захлёб, только ходуном ходили торчащие худые кадыки. Закуривали Приму, или Памир, тоже практически не закусывая и в основном колбасу съедали мы - пацаны, которые принимали активное участие в застолье, и не только, как слушатели. Когда нам было уже лет по 8-9, нам плескали на дно стакана и мы заправски крякая говорили подражая им - "За победу", морщились от водки и продолжали слушать. А слушать было так интересно, что как будто каждый из нас был участником боёв, горел в танке, самолёте, колол штыком фрица и штурмовал Берлин. Я много знал о войне, мой папа прошёл её от начала до конца, воевали дядья, наши соседи, папины друзья, отцы моих друзей и все, когда собирались за столом рассказывали о войне. Но рассказы инвалидов были другие, это были рассказы на "НЕРВЕ", многие могут не понять, вроде какая разница и те, и эти воевали. Нет, это были разные рассказы, человек, который не получил увечий, хоть и доблестно воевал, рассказывал больше о моментах "приятных", они не хотели будоражить прошлое, не хотели вспоминать тот ужас, вспоминали курьезные случаи, вспоминали дни победы, но всячески обходили "острые" темы... Видимо, срабатывала самозащита, им хотелось поскорее всё забыть. Даже ордена и медали никто не одевал, у всех награды лежали в чемоданах, сундуках и о них никто не вспоминал. Я взял папину медаль "За Отвагу", сточил напильником ушко и играл с пацанами в чику и папа видел это и даже не обращал внимание... Вот так они хотели забыть войну! Это когда уже папе было за пятьдесят лет и он уже болел, он восстановил свой "Иконостас" и одевал на день Победы. Однажды вечером я приехал к ним с мамой и увидел, как он припаивает медную проволочку к той самой медали "За Отвагу", у меня потекли слёзы... Царство ему Небесное ! А вот инвалиды, особенно приняв хорошую дозу, рассказывали и делились друг с другом, только событиями по-настоящему ужасными, здесь наоборот была боль, ненависть, отвага и кровь!!!! Им нечего было рассказывать другого, рассказывать о прошлой - здоровой жизни им было тяжело и больно и здесь тоже срабатывала самозащита, только другая. Почти каждое такое "застолье" заканчивалось дракой кто-то, кого-то мог упрекнуть в трусости и тогда начиналось настоящее месиво. Был такой Паша - "полчеловека", летчик, который, как он сам всегда шутил - "Неудачно пошёл на таран", ему оторвало обе ноги и он перемещался на площадочке с красной подушечкой нашарико-подшипниках. Он тусовался обычно с такими же бедолагами у Гастронома на 25 линии, это было очень бойкое место для инвалидов. И вот я был свидетелем такой драки. Сначала все мирно выпивали, среди инвалидов сидели и тоже пили здоровые мужики, и один из них "зацепил" Пашу такой "шуткой" - "А ты-то какого х... как Гастелло не сгорел, чё, собздел!?" Мужик здоровый, стоит в полный рост за метр восемьдесят, Паша ему по колено, хватает его за ноги своими граблям (руки у "Обрубков" были очень сильные, так как постоянная нагрузка, таких сильных рук нет ни у одного нынешнего рэсслера) и легко сдёргивает полтора центнера с асфальта. Тот падает, Паша , как паук на руках "спрыгивает" с своей площадки, и также моментально на руках взбирается на мужика и начинает его месить, когда их растащили, мужик был в крови и без сознания. Все сразу, в том числе и мы, пацаны разбежались. Вы можете себе представить, что это были за люди!!!!!!!! Как они рвали фашистов, когда у них были руки и ноги !!!!!! Милиция, как правило в таких драках не разбиралась, единственно, когда были трупы. После того, когда заканчивались такие застолья, компашка начинала "разъезжаться" по "домам", кто был в сознании уползал в какой-нибудь ближайший подвал и там засыпал, "самоваров" грузили на деревянную тележку с большим подшипником или разбитую детскую коляску, а мы помогали увозить их в шалман, или кильдым, кто-то жил у родни. Таким образом вся эта гвардия расползалась по разным "норкам", чтобы завтра собраться снова на этом, или другом месте, об этом они договаривались заранее, ещё трезвые и точно на следующий день были в этом месте. Иногда кто-то не появлялся в месте "сбора", потом поступала информация - "Толяна вчера автобусом переехало, или Мишка сгорел ночью...!" Всё было обыденно и просто, потом поминали Толяна-артиллериста, у которого не было ног и было только полторы руки... Хоронили Мишку, "шоферёгу" одноногого , который встретил Победу, служил в Потсдаме, там же и где мой папа. А в 48 или в сорок девятом, поехал на Студебеккере с немкой в лесочек и подорвался на мине... Немку разнесло по полям, а Мишке оторвало ногу по самые яйца, вот такая любовь ... Водка - это было их спасение в этой жизни, они отдавались бездумно пьяному забытью. Во сне они были молодыми, красивыми ,здоровыми ребятами, их любили женщины, вся жизнь была впереди...Это было даже не пьянство, это была их каждодневная смерть, они мечтали не проснуться... Но просыпались, не сразу осознавая, что с ними произошло, потом понимали безысходность и снова напивались, это было выходом из уныло-беспросветного бытия... Лишь немногие, набравшись небывалого мужества и воли, научились жить со своим горем, приобрели профессию и заняли место в жизни. Но таких было мало. Со мной с первого класса учились два брата Колька и Толька Шишкины, их отец, дядя Вася, горел в танке и пришёл с войны на деревянной культе, у него ногу оторвало выше колена и мы его звали Сильвер. Так он работал на заводе, выхлопотал себе инвалидку, не такую, как в фильме "Операция Ы", а самую первую модель - трёхколёсную, там мог сидеть только инвалид, но мы гамузом, втроём забирались в неё и он нас катал!!! Счастью не было предела !!! Потом у них трагически погибла старшая сестра, дяди Васина дочь и он тоже запил... Даже у самых сильных людей лопается пружина, если её перетянуть. Он справился с одним горем, но с другим справиться не смог. У многих моих друзей детства отцы были инвалидами войны. У Генки Гринёва у отца не было руки, у Сашки Чуракова у отца не было ноги, как и у отца Борьки Грузова и ещё у многих и многих, уже и не помню... Интересная история из той нашей жизни. Инвалидам войны периодически выдавали новые протезы, ножные протезы были сделаны вручную и ремни, которые фиксировали протез, были сделаны из очень качественно-выделанной кожи, они были крепкие, простроченные с двух сторон и очень красивые. В 1961 году прошел фильм" Великолепная семёрка ", фильм был до 16 лет, но мы через дырку на чердаке кинотеатра "Маяк" посмотрели его раз двадцать. И все захотели стать ковбоями, как Крис ( Юл Бриннер). Пистолеты нам выстругивали те же инвалиды, у меня была точная копия Маузера, но мне его сделал двоюродный брат Бориска. Я этот маузер отшкурил до блеска и покрасил гудроном, с ним можно было идти на любой Гоп-стоп, можно было "на раз - на два взять на понт любого фраера ". Но самое главное нужны были ремни и кобура. Сашка Чураков, мой закадычный дружбан, сразу принял моё предложение и мы залезли к ним в сарай и посрезали ремни с новых протезов, так как Сашкин отец донашивал старый, а уже два новых берёг "на выход"... Короче конец у этой истории был, как в "Великолепной семёрке", Сашкин отец нас чуть не поубивал. Потом "отошёл" от злости и ещё помогал нам мастерить кобуры к этим ремням. У моего друга Женьки Филатова отчим был инвалидом войны, у него не было руки и была деревянная культя на ноге. Он нас посылал с Женькой купить ему сигарет "Памир", давал денег на целую сетку, мы приносили сетку и высыпали её на печку, чтобы подсыхали, из этой "партии " мы с Женькой замыливали пачек пять-шесть, отчим никогда не считал... Мы забирались в сарайку, где жили козочки и начинали курить, и вести беседу, как взрослые... Но в память ничего не приходило интересного и тогда мы рассказывали друг другу сказки, смачно затягиваясь тошнотворным Памиром, это было в первом классе. Летом на каникулах в школе показали на проекторе несколько научно - популярных фильмов, один фильм был о вреде курения и я "уловил" из всего увиденного, что капля никотина убивает лошадь, представил себя и лошадь и завязал с походами в сарайку. В начале шестидесятых годов инвалиды стали исчезать... К примеру, ещё неделю назад на 25-й крутилось человек тридцать , смотрим, осталось двадцать, потом десять, а потом человека 3-4 и то не надолго. И так пошло по всем "точкам", много конечно инвалидов умерло, а остальных "группировали" и вывозили из города. Был приказ, всех калек-попрошаек убрать с улиц городов, в закрытые специальные интернаты и использовать для этого бывшие монастыри, подальше от городов, в лесах, на островах. Был железный расчёт, что там они вымрут и нет проблем. конечным пристанищем стали Валаамский, Соловецкие монастыри, расположенные на островах, а также Горицкий, Кирилло-Белозёрский, Александро-Свирский и другие монастыри. Тут и нашли свое последнее убежище герои-инвалиды.Работали в этих домах инвалидов, в основном женщины, они всячески пытались помочь несчастным людям. Посуды, ложек практически не было, и многим давали пищу в стеклянных банках , ели деревянными ложками, которые выстругивали сами инвалиды. Одежда была полностью изношена, постельное бельё стиранное-перестиранное, латаное-перелатаное... Полагалась ежедневная прогулка на свежем воздухе. Кто мог с палочкой или костылями выходили в лес, на берег Ладоги, а "самовары"... Без рук и ног ?.. Сестры и нянечки их и кормили с ложечки, садили на ведро (горшков не было ). И на "прогулку" выносили... Вначале на деревянных носилках укладывали их на расстеленный брезент, или на разбросанную солому... А потом придумали использовать плетённые корзинки "сапетки". В них сажали несчастных и выносили на свежий воздух . И сидели там "самовары" глядя в далёкое, часто хмурое, как их жизнь, северное небо...Так они жили и... умирали. А умирали ежедневно от болезней, но больше от безысходности и мук не столь физических, а скорее нравственных, душевных. Всё это было в строжайшей тайне. Кое-какие цифры обнаружены на Валааме. Вот они: в январе 1952 в специнтернате находилось 901 инвалидов, а в декабре того же года уже 876. В 1955 году добавились новые и всего было 975 человек, а затем идет снижение - 812, 670, 624... К декабрю 1971 года осталось 574 инвалида. Не сохранились даже могилы: деревянные столбики сгнили, а надгробные бугорки сравнялись с землей. Полное забвение и преступное беспамятство. Мой земляк, Омич, Геннадий Михайлович Добров впервые увидел инвалидов войны в Послевоенном Омске на базаре и его десятилетнего мальчика поразили эти люди. Геннадий Михайлович родился в семье художников и был натурой более впечатлительной, чем мы - уличная шпана . И поэтому, увиденные им в детстве изувеченные войной люди, будоражили его сознание всю жизнь. Он специально уехал из Москвы на Валлаам в отмирающий дом инвалидов войны, где оставалось всего несколько десятков человек. И с 1974 по 1980 год Создал 36 графических портретов инвалидов Великой Отечественной, которые шокируют и поражают своим реализмом. С портретов на нас смотрят старые искалеченные войной, потерявшие веру в жизнь люди, но художником так гениально прорисованы характеры этих людей, что мы видим не инвалидов, а мужественных, стойких и сильных духом людей!!! В советское время их можно было увидеть только в мастерской художника, потому что на коллективные выставки их если и принимали, то на суд зрителя не выставляли. Персональную экспозицию в СССР организовать Доброву тоже не давали.— Чего только ему не говорили об этих портретах, чего он только не слышал от коллег по цеху и разного начальства от культуры,— рассказывает вдова художника Людмила Васильевна Доброва.— Его даже называли садистом, упрекали в том, что портреты эти бьют по нервам, по глазам. А он и не предполагал, что работы его могут вызвать такую реакцию,— рисовал ради самых возвышенных целей: чтобы напомнить об инвалидах войны. И он сделал это для поколений, которых не коснулся этот ужас. И эти портреты, как памятные записки тем, кто колет себе свастику на лбу и реанимирует фашизм. Геннадий Михайлович ушёл из жизни 15 марта 2011 года и похоронен на Ваганьковском кладбище. Низкий ему поклон и Вечная память! Вот так отнеслись к тем, кто отдал свою жизнь за Родину, за счастье будущих поколений. А у Родины не нашлось средств и, самое главное, желания создать достойную их подвигу человеческую жизнь. Ведь многие из них имели родных и близких, но они не хотели нагружать их тяжким уходом за калекой. Поэтому скрылись от них, (а многих ведь искали родители, жены, дети), подальше, от родных и охотно шли в эти специнтернаты, в последнее убежище, чтобы там и закончить бренное существование. Время штука сложная: со временем люди забывают прошлое. Но не они - у них только и осталось в их жизни их боевое, фронтовое прошлое, когда они были молодыми и здоровыми. Почтим память этих людей, всеми забытых, но живущих в сердцах тех, кто их помнит и знал...
Subscribe to:
Posts (Atom)